С праздником летопись русской Смуты

Если люди не чуют и не осознают в празднике выражения их жизненного смысла, то он не состоится как праздник.
Сразу поведаю, что мне неизвестно, в чем состоит искомая многими «Национальная идея». Обычно алчущие ее (идеи) искатели крутятся вокруг всем известных российских вопросов: «Что делать?» и «Кто виноват?». Хотя всем разумным людям ясно, что вопросы эти глупые (и наша история это полностью подтверждает). Умный же вопрос звучит так: «Кто будет делать?» («кто», разумеется, в самом широком смысле). А уж когда этот «кто» определится, тогда он и решит, «что делать», попутно быстренько назначив тех, «кто виноват»./По сути это иносказательное выражение принципа автократии концептуальной власти./

Поскольку поиски «национальной идеи» все равно будут продолжены, и ничего с этим поделать нельзя, хочется привлечь внимание к методе, которая позволит избежать ошибок в особо крупных размерах. А именно: надо попытаться сузить сектор поиска, отбросив тупиковые пути и мнимые решения. То есть надо определить, «что не делать». Эта задача вполне посильная, если, конечно, глаз себе не завязывать и ушей не затыкать.

Одним из таких тупиковых путей является поиск решений в примерах, заимствованных из истории Смутного времени начала XVII века. Хочется показать, что история этого периода нам известна поверхностно (а то и просто в крайне искаженном виде). Прежде, чем предъявлять общественности тогдашние прецеденты и выработанные на их основе рекомендации, нужно, по крайней мере, разобраться, что тогда происходило. А то начинаем сразу праздновать то ли победу, то ли катастрофу...

Вот отпраздновали на Руси новый праздник. То есть он, как нам говорят, на самом-то деле очень старый, только мы об этом ничего не знали.

Значит, так. Празднуем мы, во-первых, победу над польскими интервентами (кстати, поляками этих интервентов стали называть не так давно; во время Смуты их называли литовцами). Во-вторых, мы празднуем преодоление Смуты. А, в третьих, мы празднуем единение народа после этой победы и этого преодоления возникшее.

Сначала об интервентах. Почему французы не празднуют взятие Москвы в 1812 году? Или немцы – взятие Парижа в 1940-м? Или японцы - разгром Пёрл-Харбора? Ах, они, оказывается, в конечном итоге войну проиграли? А мы тогда, в 1612-м, выходит, выиграли?

Вот попалась мне недавно на глаза история города Мурома. И в ней черным по белому написано: «1616 год – Муром разгромлен отрядом поляков»./чуть подробнее здесь/ Как же так, только что мы поляков прогнали, и вот на тебе – Муром они громят. Вы, уважаемые читатели, представляете себе, где Польша, а где Муром? Летопись об этом событии так повествует: «Посадские люди муромские разбежались безвестно от бедности, от великих податей государевых, от сошного большого окладу, а многие побиты литовскими людьми». Характерно это перечисление бедствий: подати государевы ставятся на первое место, а литовские люди – на последнее (это к вопросу о «единении» народа).

Да что там Муром! А разорение земель от Вологды до Устюга и Каргополя в это же время отрядами интервентов? Если уж до таких окраин добрались, то чего говорить о более близких местах. Окрестности Углича, Орла, Брянска, Калуги, Смоленска, да и самой Москвы были буквально выжжены интервентами. И все это после 1612 года! Шесть лет после освобождения Кремля длилась эта война. Фактически московское правительство контролировало тогда только несколько крепостей, отсиживаясь за стенами городских острогов. На всей остальной территории хозяйничали интервенты и воровские шайки. Несколько относительно успешных военных операций общей картины не меняют.

А подписание позорного «Деулинского перемирия» в 1618 году, - это победой называется?/Перемирие, а не мир потому, что тогда Речь Посполитая не признала Михаила Романова царём и не оставила своих притязаний посадить на русский трон своих ставленников./ Деревня Деулино не под Варшавой находится, а под Москвой, рядом с Сергиевым Посадом, – там был военный лагерь польского королевича. По этому перемирию Польше отходили исконные русские земли, 29 городов отдали, в том числе Смоленск и Чернигов.

И это еще легко отделались. На наше счастье в Европе в 1618-м году вспыхнула Тридцатилетняя война, Польша и Швеция схватились между собой и закрыли второстепенные фронты.

Так что же нас призывают праздновать? Тяжелейшее поражение, сопоставимое только с монголо-татарским нашествием? Что, в русской истории славных дат не хватает? Может, у нас 1812-го и 1945-го годов не было? Если так надо было славную дату в ноябре найти, чтобы Октябрьскую революцию заслонить, взяли бы изгнание Наполеона за Березину 28 ноября или конец ордынского ига - победу, одержанную Иваном III на Угре 11 ноября./Хотя мы толком не знаем правды и о «монголо-татарском нашествии» и «иге», но эта дата для Россионии точно не годится. С этой датой “единения” народов «Россионии» не получится: на Угре в 1480 г. был положен конец «татарскому игу» и ещё было почти три четверти века до присоединения Казанского ханства Иваном Грозным в 1447 — 1552 гг. При нынешней роли Татарстана в составе «Россионии» дата 11 ноября 1480 г. никак не годится, а 4 ноября 1612 г. — для современной “элитар-ной” государственности вкупе с РПЦ — самый раз: и день Казанской иконы, и Минин из татар, и Москва столица единого государства./ А то выставляем себя на посмешище перед всем миром.

Да ладно! – скажут. Что ты всё о военных поражениях. Главное – это духовные победы. Смуту преодолели. Достойных людей на царство посадили. Государство укрепили. Морально усилились.

Посмотрим и с этой стороны. В результате всех переворотов Смуты к власти в России пришел конкретный человек – Филарет (Федор Никитич) Романов./Отец первого официального царя династии Романовых Михаила, о котором историки пишут, что не силён он умом был — за то и назначили царём, чтобы от его имени рулить./:


Его политическая биография во время Смуты такова:

- при Борисе Годунове сослан и пострижен в монахи/По обвинению в измене (1601 г.)/;

- при Лжедмитрии I возведен в сан Ростовского митрополита;

- при Лжедмитрии II (Тушинском воре) стал патриархом;

- возглавил посольство в Польшу с целью возведения королевича Владислава на русский престол (в Польше его, правда, взяли в заложники и отпустили только после капитуляции)/Вернулся из польского плена в 1619 г. и правил страной через сына до своей смерти в 1633 г./.

Уж как только проромановские историки не изощрялись, чтобы объяснить все политические зигзаги Филарета Романова. И патриархом-то его сделали насильно, и с самозванцами-то он не сотрудничал, и поляка на царский трон посадить хотел от великой любви к Православию.

Ну, хорошо. Мало ли какие политические метаморфозы бывают. Что мы не видели, как из пламенных коммунистов в столь же пламенных капиталистов превращаются? Ну, ошибался человек, опыт накапливал, выбирал верный путь. Вся же «элита» тогда шарахалась, то одному самозванцу присягали, то другому; то польскому королевичу крест целовали, то шведскому. Зато уж потом составили правительство из надежных и достойных людей. Правда, ведь? Как бы не так!

Во всех учебниках и энциклопедиях напечатано, что после свержения царя Василия Шуйского возникла нехорошая «семибоярщина», которая «совершила акт национальной измены: в ночь на 21 сентября 1610 года тайно впустила в Москву польские войска»/«Семибоярщина» — «правительство России, образовавшееся после свержения Василия Шуйского в июле 1610 г.» (БСЭ, т. 23, стр. 234). Кроме того в цитируемой статье сообщается, что «одним из первых решений семибоярщины было постановление не избирать царём представителей русских родов». Соответственно она же призвала на трон сына польского короля Сигизмунда III — Владислава и, опасаясь выступлений москвичей и не доверяя русским войскам, впустила в Москву польские войска, после чего реальная власть перешла к командованию польского гарнизона. Семибоярщина номинально была правительством России до освобождения Москвы 2 м Народным ополчением во главе с Мининым и Пожарским 4 — 7 ноября 1612 г./. А потом оказывается, что вся эта «семибоярщина» (за исключением двоих) вошла в романовское правительство на первых ролях и на долгие годы. Глава «семибоярщины» князь Ф.И.Мстиславский был на Соборе 1613г. одним из претендентов на престол, а при царе Михаиле Романове оставался виднейшим сановником до самой кончины в 1622г. Второй из семи, князь И.М.Воротынский, тоже кандидат на престол в 1613 г., потом Казанский воевода. Третий, князь Б.М.Лыков, после 1613г. – правитель приказов, женат на сестре Филарета Романова. Четвертый, Иван Никитич Романов, брат Филарета, при царе Михаиле Романове ведал внешней политикой. Пятый, Ф.И.Шереметев, сидел в осаде в Кремле вместе с поляками во время ополчения Минина и Пожарского, при царе Михаиле - глава правительства. Шестой, князь А.В.Голицын, погиб в 1611г.. По седьмому, князю А.В.Трубецкому, я сведений не нашел.

На фоне столь блистательных карьер, сделанных ворами и изменниками, карьера князя Пожарского после 1612 года выглядит более чем скромно. А в 1614 году Пожарского по результатам местнического спора ставят по заслугам ниже Бориса Салтыкова. А уж после смерти как чтут! Могила Пожарского была «найдена» только в 1852 году (тогда же была «найдена» и могила Минина).

То есть получается так: некие изменники вводят врага в столицу; честные русские люди собирают ополчение, воюют и врага из столицы изгоняют, а изменников вместо того, чтобы на столбах развесить, избирают своими руководителями. Ну, полный бред! Ясно только одно, - псевдопатриотическое мифотворчество (как и все благоглупости вообще) пределов не имеет!

В результате Великой Смуты власть была захвачена теми, кто эту смуту затеял, разжигал и поддерживал.
/По мнению многих историков за Лжедмитрием I стояли Романовы и Черкасские (Иван Борисович Черкасский был женат на сестре Филарета — Федора Романова). В пользу этого обвинения говорит донесение «наружки» о поведении Филарета в период его пребывания в Сийском монастыре в ссылке: "живет старец Филарет не по монастырскому чину, всегда смеется неведомо чему и говорит про мирское житье, про птицы ловчие и про собаки, как в мире он жил; и к старцам жесток... а говорит старцом Филарет старец; увидят они, какой он вперед будет".
Т.е. обвинение Романовых в измене во времена царствования Годунова имело под собой реальные, а не вымышленные основания: о том, что «увидят они, какой он вперёд будет», — мог говорить только обнаглевший от уверенности в безнаказанности участник антигосударственного и антинародного заговора, поскольку по делам своим интриган-комбинатор, один из сеятелей смуты — не святой подвижник, не борец за правду, а властолюбец, для которого борьба против «худородного» интригана-узурпатора престола Б.Годунова и его потомков — только повод для того, чтобы самому придти к власти.
Также надо обратить внимание и не периодизацию истории России официальной наукой. Период смуты по её мнению начался во время царствования Бориса Годунова в феврале 1592 г. с распространения слухов о том, что царевич Дмитрий — сын Ивана Грозного жив. Фактически же смута началась задолго до этих событий, началась в умах боярской олигархии в царствование Фёдора Иоанновича, когда стали подозревать, что тот умрёт бездетным, в результате чего должность царя станет вакантной. Смута в умах усилилась после убийства царевича Дмитрия в Угличе.
Т.е. смута фактически началась во времена даже ранее начала царствования Бориса Годунова, а в период, называемый «Смутой» традиционно, она только дала свои плоды. Такая периодизация истории, когда причины оказываются в одном периоде (как бы малозначимом), а следствия в другом (как бы более значимом), и как бы «более значимый» муссируется обособленно от предъистории (как это имеет место со смутой и обоснованием праздника 4 ноября), — способствует извращению представлений о прошлом и делает если не невозможным, то затруднительным его адекватное понимание./.
Свою победу они закрепили символическим актом, о котором проромановская летопись повествует кратко: «а Ворёнка повесили». «Ворёнок» – это пятилетний сын Марины Мнишек и Лжедмитрия. Очевидцы этой казни описывают её подробнее, чем официальная летопись: «...несли этого ребенка с непокрытой головою. Так как в это время была метель и снег бил мальчику по лицу, то он несколько раз спрашивал плачущим голосом: «Куда вы несете меня?» Но люди, несшие ребенка, не сделавшего никому вреда, успокаивали его словами, доколе не принесли его на то место, где стояла виселица, на которой и повесили несчастного мальчика, как вора, на толстой веревке, сплетенной из мочал. Так как ребенок был мал и легок, то этой веревкою по причине её толщины нельзя было хорошенько затянуть узел и полуживого ребенка оставили умирать на виселице.»

После этого ипатьевский подвал воспринимается как место проявления гуманности и милосердия. После этого всё закономерно: и разгром Церкви при Никоне, и стрелецкие казни, и установление рабовладельческого строя (наши историки стыдливо именуют его «крепостным правом»), и окончательный разврат верхов, и засилье иноземцев.

В телевизионной передаче 4 ноября кинорежиссер Меньшов (вот уж от кого не ожидал) заявил, что публичная казнь младенца – это, дескать, жертва, принесенная во имя окончания Смуты. Приехали! Такое заявление свидетельствует только об одном – о полной деморализации значительной части нашей интеллигенции.

По большому счету, ополчение Минина и Пожарского потерпело поражение. Да, с польским отрядом, засевшим в Кремле, они справились, а с «русскими» людьми, которых эти поляки в Кремле охраняли (Михаил Романов, кстати, там же был в это время - в Кремле), справиться не смогли.

Предвижу и иные возражения. Обязательно скажут, что нельзя рушить красивый и привычный миф, что нельзя подрывать и так еле теплящееся национальное самосознание, что никому эта правда не нужна и т.д.. Спорить с такими людьми бесполезно. Они считают, что трезвое понимание проблем для народа вредно, ему полезнее полупьяная блаженность. Правда, за этой блаженностью обязательно наступает горькое похмелье.

Так что не получается отпраздновать окончание Смуты. Никак не получается.

Ишь ты, умный какой, скажут. Небось, император Александр I не глупее нас был, когда памятник Минину и Пожарскому заказывал. Правильно, неглуп был Александр Павлович, только надо сначала разобраться, что он имел в виду, когда задумывал этот памятник. Памятник был установлен в 1818-м году, и в народном сознании символически олицетворял патриотический подъем во время Отечественной войны 1812 года: - вот в 1612 году народ против захватчиков поднялся, и двести лет спустя поднялся также. Но правительственный конкурс на памятник проходил в 1808-м году, когда о Наполеоне в Москве никто и помыслить не мог. Русскую историю тогда в школах не преподавали, да и не написали еще Карамзин, Костомаров, Соловьев, Ключевский и компания этой истории. Еще шло академическое и политическое обсуждении, в каком ключе нашу историю излагать. Так что широкие массы сначала памятник увидели, а уж потом про ополчение Минина и Пожарского узнали.

Так что же видел Александр I в образах Минина и Пожарского? Прежде всего людей, пытавшихся посадить на царский трон «настоящего», «природного» Государя. Кто же, по мнению императора, был в 1612-м году «настоящим» и «природным»?

Выйдя из Нижнего Новгорода лидеры ополчения пошли вовсе не на Москву, а на Ярославль, где и находились полгода, ведя переговоры о приглашении на московский престол принца Карла-Филиппа, внука голштинского герцога. Его они хотели видеть царем, а не Мишу Романова!

Вы спросите: при чем здесь царь Александр? А вот при чем. Александр I – представитель Голштинской династии. А к началу XIX-го века Голштинская династия находилась в зените славы и могущества. Прямые потомки по мужским линиям Фредерика, герцога Шлезвиг-Гольштейн-Готторпского помимо королевских тронов Дании и Норвегии заняли троны России (в 1761 г.) и Швеции (в 1751 г.). Весь север и восток Европы оказался в руках одной династии. Польша проиграла и была ликвидирована как самостоятельное государство (в 1795 г.).

Польша и Дания, Гренландия и Исландия, Норвегия и Швеция, Финляндия и Россия, Аляска и часть Калифорнии – вот перечень владений голштинских принцев. Солнце не заходило над их землями! Никаким чингизидам такое не снилось! Было императору Александру чем гордиться. Был смысл ставить памятники людям, впервые пригласившим голштинского отпрыска на русский престол.

Почему же тема династических заслуг Минина и Пожарского не получила дальнейшего развития в официальной истории? Да потому что пока изготавливали памятник, Голштинская династия в войнах и переворотах потеряла Швецию (в 1809 г.) и Норвегию (в 1814 г.). Да тут еще наполеоновское нашествие. Срочно пришлось переосмысливать идею памятника и вносить коррективы в официальную концепцию русской истории. А памятник открыли, когда надо – как раз к двухсотлетию Деулинской капитуляции!

Так что праздновать нам особо нечего, если только кто-нибудь не готовит возвращения на Русь Голштинской династии. Тогда все правильно, и праздник к месту. Сразу оговорюсь, что к царям Голштинской династии (за исключением двух Николаев) я отношусь с куда большим уважением, чем к предшествующей романовской клике.

Возвращение голштинцев, конечно, - дело маловероятное, а праздник-то нам все-таки навязали. То есть некие силы дают нам некое послание («месседж», как сейчас говорят), которое еще надо расшифровать.

Первый вариант: – это послание от дураков к дуракам. Типа: - не беспокойтесь, ребята, пусть мы и на дне выгребной ямы, и известной субстанции над нами метров десять, но ничего, сейчас мы все (как и 1612 году) как выпрыгнем, как вынырнем и явимся перед всем миром в белом фраке, благоухая фиалками. Это даже и комментировать не хочется. Как говорится в старой притче: - коли попал в [...], так не чирикай!

Второй вариант: – всем, кто понимает, напоминают: - что вы, ребята, не делайте, как ни голосуйте, хоть восстания поднимайте, хоть ополчение собирайте, а наверху все равно окажется тот, кто надо. Без комментариев.

Третий вариант: – учреждение этого праздника – это часть сложной многоходовки. Чтобы лишнего не говорить, «в притчах изложу вам»:

Этим праздником нам мягко намекают: - а не похожи ли периоды 16-го - 17-го веков на периоды 20-го – 21-го?



///Эта статья — своеобразный ответ на вопрос: «чего не следует делать: вообще и в определённых обстоятельствах?» И всякий содержательный ответ на этот вопрос — значим. Но знание ответа на него не является политически самодостаточной альтернативой ответу на вопрос: Что следует делать: вообще и в определённых обстоятельствах? — а только дополняет ответ на этот вопрос:

Нигилистическая идеология, пытающаяся определить благо от противного по принципу «не хочу того, не хочу этого и т.п.», не подходит для постановки и решения задач развития.

Поэтому ответ на вопрос «что конкретно делать?» всё равно необходим, и по своей сути он требует выявления той болезни духа — специфической алгоритмики жизни общества, которая ведёт к разного рода бедствиям и порождает их. И ответ на этот вопрос действительно является следствием практического ответа на вопрос, поставленный А.Рябцевым в начале его статьи:

«Кто будет делать?» («кто», разумеется, в самом широком смысле). А уж когда этот «кто» определится (в том, что именно он берёт на себя определённую миссию), тогда он и решит, «что делать» (для успешного осуществления избранной ими миссии), попутно быстренько назначив тех, «кто виноват» (из числа тех, кто мешает её осуществлению).

В этом и состоит суть самовластья концептуальной власти. И если культура общества такова, что самовластье концептуальной власти в нём открыто для освоения всеми, то такого рода самовластье — есть основа самодержавия народа («суверенной демократии», о сути которой спорят представители нынешней “элиты”) и этим самовластьем невозможно злоупотребить в ущерб народу в угоду эгоизму индивида или того или иного склонного к паразитизму мафиозно-корпоративно организованного меньшинства.

Что касается похожести событий, второй половины XVI — начала XVII веков, и событий второй половины XX — начала XXI веков, то каждый читающий может сам обратиться к истории и составить хронологическую таблицу фактов и ролей, которые играли те или иные персоны в прошлом и, обратившись к политической хронике последних десятилетий, — найти аналоги событий и персоналий той смуты в потоке событий и череде персоналий нынешней.

Если это проделать , то выявленные результаты приведут к вопросу о причинах повторяемости чуть ли не одних и тех же событий, хотя и в разных исторических декорациях и в исполнении разных политических персоналий, спустя 400 лет. Т.е. встанет вопрос 1) об алгоритмике смуты как продолжительного многопланового процесса, которую общество несёт в себе из века в век, и 2) о возможностях, путях и средствах преодоления этой алгоритмики с выходом общества в режим безкризисного разви-тия...